Мифология и реальность - 4

  Те из возможных читателей, кто заинтересовался этим сериалом и прочитал предыдущие тексты, наверное помнят, что в первом тексте я без пояснений привел послесловие к электронному изданию годичной давности, чтобы сразу дать хотя бы поверхностное представление о своем взгляде на предмет обсуждения («войну России с Украиной», «имперские амбиции» и т.д.), а уже затем, пытаясь пояснить его в как можно более широком контексте, постарался описать исходные предпосылки и действительный смысл «советского социализма» и заданные им начальные параметры  всей «постсоветской» ситуации. Наверное, сейчас тем более следует поступить аналогичным образом и привести еще более старое послесловие (к бумажному изданию 2009г), в котором я кратко рассматривал основные факторы, влияющие на траекторию завершающегося сейчас этапа жесткой охлократии в РФ (но в той или иной степени относящиеся к любой из постсоветских охлократий). А затем, исходя из предположения, что реально наблюдавшиеся события все помнят и могут сравнить их с нарисованной схемой, посмотрим, как эта траектория привела к нынешней «войне России против Украины» и оценим эту «войну» уже более определенно, чем в приведенном в самом начале послесловии годичной давности, которое было рассчитано на читателя, прочитавшего весь текст книги и не нуждавшегося в дополнительных пояснениях.

     

Поскольку текст был написан давно, и даже упоминание на последней странице нынешнего «национального лидера» относится ко времени его продвижения к власти, то у читателя может возникнуть естественный вопрос о том, как соотносится описанная в книге общая схема мутации с событиями последнего десятилетия. Или, в более узком смысле, как соотносятся эти события с общим вектором становления постсоветской системы. 

   Хорошо, давайте вспомним ситуацию накануне перехода к нынешнему этапу и нынешнему верховному иерарху.

   После дефолта 98г. Россия оказалась уже не на грани, а за гранью банкротства. С российской верхушкой в этот момент не только никто уже не считался, но и всерьез шло обсуждение вариантов контроля над реформами экономики и выплатой долгов. Логика понятная – если страна погрязла в коррупции, не хочет проводить реальные реформы и даже не имеет средств расплатиться по долгам, то ее следует взять под международное управление и навязать проведение реформ.

   Трудно сказать, чем бы все это закончилось, если бы из недр новой иерархии не всплыл, усердно подталкиваемый наверх, экс-полковник спецслужб (да еще имевший по роду работы доступ к агентуре «штази» - конторы, имевшей вполне определенную репутацию, в том числе и по части связей с различными «борцами»). И тут одна за другой посыпались странные случайности, удивительно благоприятные как для ужесточения ситуации и укрепления властных структур внутри страны, так и для роста сырьевых цен на мировых рынках.

   Горстка исламских конкистадоров отправилась завоевывать Россию. Предупредившего о готовящейся провокации Масхадова в ней и обвинили, а войска опять двинулись на Грозный, столицу независимой тогда и признанной по всем правилам Кремлем в качестве таковой Республики Ичкерия. Любопытная формулировка «наведение конституционного порядка» звучит еще любопытней, когда относится к независимой стране, имеющей свою конституцию (если, конечно, не знать, что Чечня находится как раз на традиционном направлении нефтегазовой «геополитики»). В Москве для большей убедительности стали взрываться дома, а в совсем другом, но еще более важном регионе, неожиданно сорвалось  долго готовившееся примирение между Палестиной и Израилем. Нашлись «палестинские патриоты», отказавшиеся признать Арафата полномочным представителем палестинцев, и начавшие бросать бомбы. Цены на нефть потихоньку двинулись вверх.  Но двинулись пока как-то не слишком бодро. Особенно, если учесть, что незадолго до того в Туркмении были обнаружены новые гигантские запасы нефти и газа. Неконтролируемый выброс их на мировой рынок означал нечто столь нехорошее для Кремля, что Москва сразу бросилась обхаживать Туркменбаши, предлагая строить трубопровод через территорию России (и, соответственно, кроме платы за транзит, иметь возможность держать руку на кране). Но Туркменбаши, вполне зная нравы своих товарищей по партии, отверг все московские предложения и заключил договор с двумя американскими компаниями о разработке недавно открытого крупнейшего шельфового месторождения, а с  талибами о строительстве – под их гарантии и через их территорию - трубопровода в Пакистан. Транзит должен был приносить талибам и их духовному лидеру Бен-Ладену (помогавшему талибам в переговорах с американцами о намеченном Госдепартаментом США на осень 2001 года дипломатическом признании талибов) до 8 млрд в год. И без того не устраивавшие Москву цены уже не имели шансов вырасти, а постсоветская охлократия – структурироваться. И вот тут, по странному совпадению, прозвучали взрывы в Нью-Йорке, закончившиеся вводом американских войск в Афганистан и свержением талибов.

   Нам, с точки зрения непредвзятого анализа последнего десятилетия, не столь уж важно, считать ли эти странные совпадения совпадениями или торжеством «геополитики» (пусть даже последнее косвенно подтверждается многими фактами). Чем бы они ни были, они оказались очень кстати и как нельзя лучше способствовали реализации интересов российской охлократии. Туркменские запасы газа, после трехлетних переговоров с Туркменбаши, все-таки пошли через Россию, помогая оккупировать европейский рынок, а цены начали галопировать с каждой ковбойской выходкой Буша. Москва стала нужна как «стратегический союзник в борьбе с исламской угрозой». Забылись разговоры о подавлении в России демократических свобод, о нежелании проводить реформы, о «русской мафии» .

   И столь благоприятная ситуация позволила провести под шумок те меры по консолидации новой охлократии, о которых я говорил выше. Более того, стала возможной и ее частичная легитимизация, позволившая сделать некоторые шаги в сторону решения очень заманчивой, хотя и трудной задачи, провозглашенной как «интеграция в мировую экономику».

   Что касается первого, то читатель, еще не забывший скандалы последнего десятилетия, наблюдавший воочию «построение вертикали власти» и построение фактически однопартийной системы, закрытие и переход в государственную собственность телеканалов, гонения на независимые издания и т.д. – вплоть до передачи власти очередному преемнику и продления срока президентских полномочий - вполне может сам сопоставить эти факты с обрисованным мной вектором консолидации охлократии.

   Однако вполне понятно, что эта консолидация неизбежно должна была пойти в том же направлении, что и рассмотренная нами перегруппировка и структурирование иерархии во время распространения алгоритма «единой собственности» на все общество. Способ организации властной структуры паразитических вариаций в принципе не может быть иным, чем выделение «наиболее приспособленного». Мутация алгоритма «единой собственности» в алгоритм, внешне подобный нормативному (алгоритм государственного контроля над формально частной собственностью), смягчая и видоизменяя форму доминирования, тем более не избегает того же противоречия между нацеленностью на индивидуальное изъятие и необходимостью подчиняться правилам, обеспечивающим поддержание системы, дающей возможность безнаказанного изъятия.

   Если на первом этапе консолидации это приводит к выдвижению наиболее влиятельными слоями своего ставленника, пригодного для решения тех задач, о которых я говорил выше, то второй этап неизбежно сводится к наращиванию этим ставленником своего влияния и реализации своих устремлений уже в противоречие с нуждами системы.

  Разумеется, что таким ставленником может быть лишь достаточно агрессивная и нацеленная на продвижение особь, которая по определению – в силу стоящих перед ней задач усилить давление власти внутри страны  и обеспечить нагнетание напряженности вне ее - выдвигается из имеющей такой опыт достаточно агрессивной среды. Притом, на момент выдвижения он не может занимать какое-либо значимое место, т.е. не может принадлежать к числу уже приближенных к высшему уровню власти и большим кормушкам (поскольку этот слой состоит из конкурирующих между собой особей, и никто из них не хочет усиления конкурента – само выдвижение нового кандидата как раз и продиктовано стремлением законсервировать сложившуюся систему и соотношение сил). Аналогия со временем структурирования иерархии усиливается тем обстоятельством, что верхний слой, как и тогда, неоднороден, хотя состав его по определению отличается от времени строительства сверх-охлократии. Он включает большое число агрессивных «бесстыдных» вариаций, какое-то количество «мстителей» (весьма отличающихся, как мы говорили выше, от порожденных загнившей охлократией и приведших к власти «обобществленцев»), но также он включает и определенное количество умеренно агрессивного охлотизированного демоса, представители которого все-таки занимают достаточно прочное положение, поскольку имели наилучшие стартовые позиции, находясь на верхних этажах прежней иерархии. Эта неоднородность облегчает зависимому от всех (и всем представляющемуся неопасным) выдвиженцу проведение «консолидации» в своих агрессивных интересах.

 Лавирование с использованием одних группировок против других, выдвижение своих приближенных с подавлением ими потенциально опасных конкурентов и прочие поведенческие алгоритмы «отставших генетических программ» в данных условиях должны достигать своей цели еще легче, чем в период строительства сверхохлократии – речь ведь идет не о создании новой иерархической структуры, а об ужесточении и упорядочении уже существующей. Собственность уже сплетена с властной пирамидой, теперь остается лишь оформить и  сцементировать саму эту пирамиду изъятия.

   Но здесь уже и заключено противоречие. Основной путь «консолидации» естественным образом сводится к установлению контроля над сырьевым сектором, упорядочению его структуры и структуры перераспределения приносимых этим основным сектором псевдоэкономики доходов (собственно, усиление этого сектора путем возрождения «геополитики» изначально было обязательным условием выживания нынешней охлократии, поскольку вся псевдоэкономика и сводится к перераспределению экспортных поступлений). Однако, поскольку  этот процесс неотделим от упорядочения властной пирамиды (точнее – представляет собой единый процесс) и может осуществляться только давлением сверху, то он неизбежно означает установление контроля над сырьевым сектором в собственных интересах выдвинутой наверх особи и ее ставленников (что, конечно, не исключает – и скорее даже предполагает – взаимопереплетение этого круга новых выдвиженцев с определенной частью уже находящихся наверху и имеющих крупные куски бывшей «общенародной собственности»). В результате возникает монопольная концентрация власти и ресурсов, постепенно оттесняющая от больших кормушек некоторых уже обосновавшихся возле них представителей сложившегося в процессе установления охлократии высшего слоя и ограничивающая еще более свободу маневра остальных, соглашающихся принять более жесткую привязку к власти и зависимость от нее. Эта концентрация и усиление контроля со стороны правящей верхушки и слитых с ней монопольных структур распространяется на всю псевдоэкономику, и более близкие к властной вертикали и более зависимые от нее структуры могут поглощать менее близкие, увеличивая уровень централизации псевдоэкономики и ее подотчетность власти.

   Таким образом, смысл этого этапа окончательного оформления структуры охлократии, сводясь к  усилению централизации власти и «собственности» и жесткой привязке «собственности» к властной пирамиде, в итоге неизбежно сводится к закреплению основной массы «собственности» и средств контроля над экономикой за узким кругом приближенных к выдвинутой наверх агрессивной особи и, разумеется, за самой этой особью. На внешний взгляд это и выглядит как процесс концентрации полугосударственных корпораций-монополистов, подминающих под себя всю псевдоэкономику, в руках высших представителей власти и связанных с этими высшими представителями их «друзьями», родственниками и т.д., с соответствующим слиянием и отождествлением интересов этих монополий с интересами государства во внутренней и внешней политике. И, конечно, здесь опять срабатывает та же закономерность –  с определенного момента верховный иерарх начинает действовать вразрез с интересами выдвинувшей его системы, снижая ее приспособительные возможности. 

   Механизм этой зависимости в нынешних условиях немного иной, но суть одинакова. Отождествление интересов полугосударственных монополий (ставших кормушкой верховного иерарха и его приближенных) с государственной политикой означает возрастающее давление на всю псевдоэкономику и общество (псевдообщество, строго говоря) в целом. Соответственно, это означает и сужение круга особей, полноценно участвующих в перераспределении, тем более, что возможность перераспределения зависит, главным образом, от внешних факторов.

   Конечно, верхушка может использовать (и неизбежно использует) такой инструмент решения проблемы как усиление и без того набравшего ход еще на предыдущем этапе процесса «защиты отечественного производителя» постоянным повышением пошлин. Но если, с одной стороны, это действительно дает возможность распространить перераспределение экспортных доходов по всем уровням иерархической пирамиды, смягчая противоречие между кругом приближенных и остальными уровнями пирамиды охлоса, то с другой – создает заповедные уголки псевдоэкономики, которые естественным образом переходят под контроль «особо приближенных» к высшему уровню власти. А это, опять же, автоматически вызывает негативную реакцию остальных и, плюс к тому, усиливает давление на псевдоэкономику И если при запредельных (и постоянно растущих) ценах сырья перераспределение охватывает все секторы и все уровни (но, конечно, основной массе населения достаются лишь крошки), то стабилизация сырьевых цен или какая-либо кризисная тенденция на внешних рынках сразу обостряет взаимоотношения как внутри круга приближенных к верхним уровням власти и основным кормушкам, так и между этим кругом и в той или иной степени зависимыми от него региональными, средними и нижними уровнями пирамиды с массой  привязанных к этим уровням «собственников».

             

  В одном аспекте ситуация последнего десятилетия сходна с рассматривавшимся  нами процессом изменения состава иерархии советской сверхолократии перед ее переходом в заключительную стадию («быдлократию», как мы определили ее в тексте). Агрессивное давление сверху вытесняет на периферию независимую агрессию и всех тех, кто к ней склонен. Формирующаяся властная пирамида открывает возможности продвижения для относительно менее агрессивных  вариаций, нацеленных на выслугу. Конечно, они находятся под контролем выбившейся в доминанты агрессивной особи и ее ближайшего окружения, но основным средством продвижения становится для них демонстрация лояльности доминанту, что дает возможность получить какой-то пост в иерархии и связанную с ним кормушку и возможность контролировать формально «частную» собственность на подведомственной территории. Но в другом аспекте этот процесс – создание «вертикали власти» и единой правящей партии с раздачей кормушек и прав подминать под себя подведомственный бизнес -  является не только процессом изменения состава иерархии, но одновременно и сходным с описанным для быдлократической стадии процессом расширения использования средними слоями иерархии закрепленных за ними привилегий на местах и накопления агрессивного потенциала на иерархически низких уровнях.

   Слияние обеих стадий и более быстрое их прохождение объясняются невозможностью в новых условиях достичь той же степени централизации и строгой иерархизации, а также тем фактом, что  экспорт сырья уже изначально был единственным источником существования, а перераспределение экспортных доходов изначально основано на «остаточном принципе», поскольку большая часть доходов по определению оседает в сырьевом секторе и прямо принадлежащих кругу приближенных к власти сегментах несырьевого сектора (приближенных банках, имеющих особый статус и государственную поддержку предприятиях, тех «заповедных уголках», о которых мы говорили выше и т.д.). Соответственно, это не устраивает основную массу обосновавшихся на различных уровнях пирамиды относительно агрессивных особей, не видящих перспектив попасть в уже очерченный круг. На местах (если не иметь в виду районы добывающей промышленности) ситуация усугубляется тем, что местные верхушки сами в значительной степени зависят от бюджетных  поступлений из центра, что является основным источником их доходов (как в виде прямого разворовывания, так и в виде госзаказов «доверенным» фирмам). Соответственно, круг перераспределения на местах значительно уже, а объемы скромнее. Таким образом, уменьшение доходов сырьевого экспорта автоматически означает стагнацию доходов основной массы иерархов и, соответственно, основной массы «собственников». Между тем, высший слой и его «ближний круг», имея возможность использования административного ресурса, имеет возможность противостоять снижению своих доходов, и ограничивать себя, конечно, не собирается. Тем более, что затруднительное положение менее приближенных облегчает для более приближенных экстенсивное расширение своей кормовой базы путем банальных  поглощений. С одной стороны это означает дальнейшую монополизацию псевдоэкономики узким кругом особей, с другой – растущее раздражение против них.

 Причем, конечно, уничтожение даже хоть какой-то ограниченной конкуренции является дополнительным фактором снижения приспособительных возможностей системы (тем более, что оно в первую очередь касается сырьевого сектора). В этой ситуации неизбежен рост произвола и коррупции на местах (поскольку особи, расположенные на средних и невысоких уровнях, иначе никак не могут сопротивляться уменьшению возможности изъятия), который правящая верхушка вынуждена в итоге пытаться пресечь, поскольку он начинает становиться опасным, нарушающим «социальную стабильность». Но серьезные попытки пресечения невозможны, поскольку в тенденции грозят конфликтом между верхушкой и остальной пирамидой, которая лояльна верхушке лишь в той степени, в которой верхушка обеспечивает для всей пирамиды возможность изъятия. Соответственно, попытки пресечь беспредел властной пирамиды сводятся к пропагандистским акциям («показухе») с одновременным пресечением недовольства населения («закручиванием гаек») и лавированием в целях смягчить противоречие между нуждами иерархов и нуждами «социальной стабильности» (попытками найти клапаны для «выпуска пара», по ситуации кинуть подачку тем или иным категориям населения или территориальным единицам и т.д.). 

             

   Но так как вполне понятно, что иных средств поддержать баланс между интересами верхушки, интересами всей пирамиды и «социальной стабильностью», кроме сырьевого экспорта, нет, то по сути это означает все большее и большее смещение акцента на «геополитику». И поскольку возможность хоть немного (с помощью тех же западных компаний) повысить эффективность добычи, транспортировки и продажи сводится к нулю монополизацией, то остается рассчитывать на удержание цен на уровне выше растущей себестоимости и расширение продаж «политическими» методами, добиваясь положения монопольного экспортера в жизнеспособные общества.      

 

   Неизбежная политика нагнетания напряженности (вариант той же старой «геополитики») теперь уже не может проводиться в прежних формах «противостояния империализму». Остаются тайные провокации («вылазки террористов»), покупка агентов влияния, лоббирующих интересы сырьевых монополий, и использование «политических» методов (шантаж, торговля какими-то уступками в обмен на закрепление рыночных позиций, прямые военные авантюры с целью дестабилизации обстановки и установления контроля над богатыми сырьем участками «постсоветского пространства»). Но несмотря на агентов влияния (прямая аналогия «больших друзей СССР»), несмотря на запугивание обывателя в странах-импортерах, на попытки договориться с конкурирующими экспортерами и т.д., эта политика изначально обречена и, плюс к тому, может приносить лишь краткосрочные плоды, являясь в более долгосрочной перспективе очевидно катастрофической, обеспечивая дальнейшее устаревание инфраструктуры и отставание технологий. Между тем страны-импортеры, несмотря на все усилия агентов влияния (и здесь запугивание обывателя дает обратный эффект), с какого-то момента начинают усиленно искать альтернативные источники снабжения. Ситуация советских времен повторяется и в перспективе с еще худшими для охлократии последствиями, поскольку технологическое отставание сырьевого сектора за годы охлократии увеличилось, а инфраструктура еще более устарела (в целом, если не иметь в виду отдельные обновленные западными компаниями кусочки инфраструктуры, отдельные примененные ими усовершенствования, отдельные поставки оборудования для отдельных промыслов).       

   Что касается привязки нашей охлократии к социально-экономической системе развитых обществ (иначе говоря – легитимизации системы власти охлоса и  ее  «интеграции» в сложившуюся на Западе систему), то здесь успехи с самого начала менее ощутимы. Проблема заключается в том, что разжиревшая российская чернь хотела бы «интегрироваться» на своих условиях. Но при всех очевидных перекосах в социально-экономических системах развитых стран и достаточно высоком уровне их охлотизации, некоторые необходимые защитные механизмы еще не утрачены. Плюс к тому, если говорить о попытках впутать эффективного западного производителя в налаживание производства на «постсоветском пространстве», все факторы несовместимости, о которых я уже говорил применительно к «совместным предприятиям» конца советского времени, остались в силе (или даже приобрели еще большую силу) в «постсоветское» время.

   Соответственно, несмотря на все заклинания о «привлечении иностранных инвестиций» и об их «привлекательности» для иностранного капитала, реально удалось привлечь лишь, выражаясь деликатно, спекулянтов, а случаи, когда соблазненные посулами более ли менее нормальные предприниматели вкладывали деньги в какие-то проекты, почти непременно заканчивались скандалами. Оптимальную для охлократии стратегию использования западных фирм быстрее всего нашли нефтегазовые компании, возродив в новых условиях (и значительно расширив ее рамки благодаря новым условиям) старую советскую стратегию времен строительства сверхохлократии. Иначе говоря, речь идет о привлечении западных компаний в качестве подрядчиков, выполняющих техническую организацию добычи и транспортировки, поставку и наладку оборудования (все остальные организационно-мафиозные вопросы, включая организацию необходимых «взаимоотношений» с властями, российские компании, естественно, оставляли за собой). Но такой подход тоже способен дать лишь мимолетный и краткосрочный прирост эффективности - даже меньший, чем в начальный период сверхохлократии, поскольку тогда инфраструктура создавалась новая, а сейчас отдельные обновленные кусочки неизбежно плохо вписываются в общую устаревшую инфраструктуру, а возможность какой-то реальной оперативной подстройки алгоритмов под меняющиеся условия минимальна из-за того, во-первых, что общее руководство принадлежит тем же бездарным и агрессивным, во-вторых, из-за сужения даже их свободы маневра по мере централизации власти и вытекающего отсюда фактического превращения нефтегазовых компаний в подразделения единой  монопольной структуры. Причем, разумеется, эта структура является столь же антиэффективной, как и прежняя «единая собственность», и ее эффективность для общества снижается еще и тем, что значительная часть экспортных поступлений оседает в карманах верхушки охлоса.

   Однако, в результате оформления нынешней, достаточно жестко  иерархизированной структуры охлократии, монополизации основных кормушек верхушкой охлоса и накопления «собственности» у властной пирамиды и привязанных к ней прослоек охлоса стала возможна тактика, пытающаяся совместить «геополитику» и «интеграцию». 

 

   Она сочетает два направления «интеграции» - через создание транспортно-сырьевых консорциумов вне страны и через создание модернизированного аналога «совместных предприятий» внутри. Первый вектор, хотя и выглядит как попытка навязать себя в качестве монопольного экспортера (и действительно неотделим от «геополитики»), на самом деле означает попытку легитимизации на Западе высшего слоя охлоса, превратившего сырьевую отрасль в свою кормушку, и возможность вывести значительную часть активов в более безопасные для правящей черни страны, заодно встроив их в экономику этих стран. Второй – одновременно и плату за легитимизацию (с попутной привязкой западных компаний к интересам правящего охлоса) и попытку частично переложить на западные фирмы обеспечение прожиточного минимума населения (и, конечно, подкармливание особей, занимающих средние и невысокие уровни пирамиды, что частично компенсирует сокращение перераспределяемых экспортных доходов) .

   Если в период становления охлократии предприятия по выпуску продукции западных фирм внутри страны были прямым продолжением «совместных предприятий» и фактически выпускали как бы лицензионную продукцию более низкого, чем оригинал, качества для внутреннего рынка (но основная доля в этих предприятиях юридически принадлежала российскому охлосу, не собиравшемуся делиться своей кормовой базой), то в последнее десятилетие, в силу рассматривавшихся выше факторов, стал неизбежен переход на классическую модель выведенных в третий мир предприятий западных компаний, однако, даже менее эффективную модель, позволяющую производить не слишком конкурентоспособную продукцию (обычно – устаревших или устаревающих модификаций) в расчете на кажущийся огромным рынок России и соседних постсоветских стран. Конечно, поскольку никакое предприятие не может функционировать без содействия «вертикали власти», то кажется решенной задача поддержания распределения по уровням этой «вертикали» – формально принадлежащие западным компаниям предприятия вынуждены неформально брать в долю местную власть (прямыми «откатами», проведением посреднических операций через приближенные к этой власти фирмы, взносами в местные бюджеты и т.д., что дополнительно снижает эффективность работы, но гарантирует регулярные отчисления в пользу пирамиды охлоса).

   Для экспорта в развитые страны эта продукция малопригодна. Однако возможность работать на российский рынок зависит от наличия платежеспособного спроса. А он, опять же, зависит от сырьевых доходов и степени равномерности их перераспределения.

   Попытка «интегрироваться» через создание всяких нефтегазовых консорциумов с образованием дочерних предприятий и подключением к ним уже зарегистрированных особями «ближнего круга» на Западе и в оффшорах фирм требует, кроме прочего, немалых затрат и, плюс к тому, требует рентабельности консорциумов в условиях конкуренции и хотя бы минимальной наглядной выгоды от них для населения этих стран, что возможно только при поддержании предельно высоких нефтегазовых цен.

   Таким образом получается, что и консорциумы вне страны, и «выведенные» предприятия внутри все равно в конечном итоге оказываются в зависимости от сырьевого сектора, т.е. от цен на сырье. И, следовательно, от той же «геополитики». При этом, если цены сырья находятся на достаточно высоком уровне, неравномерность перераспределения сырьевых доходов внутри страны не уменьшается (или даже нарастает), и это касается не только прямо оседающих в карманах верхнего слоя охлоса сумм, но и вторичного перераспределения достающихся населению крошек (которые возвращаются к контролирующему псевдоэкономику узкому кругу многообразными способами - через потребительские кредиты, проценты по которым оседают в приближенных банках, через прибыль от продажи по этим кредитам недвижимости, строящейся приближенными к власти и монопольно завышающими цены фирмами, продажу столь желанных постсоветскому гражданину автомобилей, выпускаемых связанными с властью предприятиями, завышающими цены благодаря растущим пошлинам,  даже через прямое повышение акцизов и сборов с населения и т.д.). А стабилизация сырьевых цен, как мы отметили выше, еще более увеличивает концентрацию псевдоэкономики и неравномерность перераспределения внутри властной пирамиды охлоса, обостряя взаимоотношения верхушки с остальными уровнями и слоями.

   В итоге мы видим повторение ситуации накануне конца советской быдлократии (с поправкой на сходное с этапом классической сверхохлократии доминирование узкого круга достаточно агрессивных особей и на невозможность в нынешних условиях  полного замещения на всех уровнях пирамиды агрессивных и трусливо-агрессивных вариаций слабоагрессивным охлотизированным демосом). Даже если абстрагироваться от неизбежного понижения сырьевых цен и рассматривать ситуацию исходя из предположения их стабильности в ближайшие годы, очевидно, что уровень доходов от экспорта сырья должен снижаться. Во-первых, законсервированное нынешней тактикой (а также концентрацией «собственности» у властной верхушки и «геополитикой» в целом) технологическое отставание понижает разницу между доходами и себестоимостью. Во-вторых, оно увеличивает разницу между себестоимостью российского сырья и сырья, предлагаемого другими экспортерами. В-третьих, развитие технологий делает возможным для потенциальных импортеров использование альтернативных источников и постоянно удешевляет их, сокращая необходимость импорта и, соответственно, степень необходимости связей с охлократией, снижая объем ее экспорта и долю на рынке стран-импортеров (очень наглядное приложение зависимости между моралью и эффективностью  и  зависимости, сформулированной нами как взаимостимулирование поступков одного знака, означающее в данном контексте, что эффективность порождает эффективность). В-четвертых, попытки «интеграции» и проведения «геополитики» методами политического маневрирования, имеющие целью поддержание цен и объемов экспорта, начинают при  всех перечисленных условиях восприниматься как прямое навязывание чего-то невыгодного, чего-то сдерживающего рост эффективности общества, вызывая естественную реакцию отторжения, которая и так проявляется  в кругах более ли менее нормальных людей этих обществ (в форме судебных расследований о «русской мафии», обвинений в отмывании денег и т.д.), затрудняя доступ разбогатевшему постсоветскому охлосу.  

    

   Поэтому тактика, на реализацию которой в последние годы брошены основные силы, в лучшем случае способна помочь лишь частичному выводу отдельных принадлежащих верхушке охлоса активов, но как средство обеспечения выживания нынешней охлократии не просто обречена на провал, но и приближает систему к «точке невозврата», сжигая в интересах незначительного меньшинства оставшиеся ресурсы поддержания перераспределения (и, соответственно - обеспечения «социальной стабильности»).

   Если элиминировать возможное изменение внешних факторов (вроде резкого взлета цен на сырье), то допустимо предположить, что система уже приближается  к этой точке, где вынуждена будет перейти к следующему этапу мутации, аналогичному советской «перестройке». И аналогия, скорее всего, будет усилена тем, что нынешняя «перестройка», подобно советской, начавшейся с «андроповщины», начнется с попытки «закрутить гайки» при одновременном проведении какой-нибудь популистской кампании вроде «борьбы с коррупцией», позволяющей попытаться решить силовыми методами неизбежно обостряющееся противоречие между кругом «приближенных» и остальными слоями пирамиды. При неизменных ценах сырья ресурсы «социальной стабильности» исчерпываются тем быстрее, чем неравномерней распределение внутри иерархической пирамиды и чем больше возможностей для проявления своей агрессивности у охлоса, расположенного на средних и относительно невысоких ступенях властной иерархии. По сравнению с предельно жестко иерархизованной и строго централизованной советской сверхохлократией, возможностей явно больше. При этом нет никаких оснований полагать, что верхушка пирамиды и ее приближенные согласятся в кризисный момент умерить аппетит ради сглаживания противоречий с остальными ярусами пирамиды, поскольку агрессивная направленность психики, как мы уже разбирали, диктует в качестве первой реакции усиление репрессивного давления на более низкие ярусы иерархии (т.е. на особей более низких по сравнению с ними рангов, «вносящих помехи») и на все население в целом. Однако у нижних слоев иерархии, по сравнению с иерархией советского времени, гораздо больше возможностей для отстаивания занятых ниш и «интересов» от давления сверху, которое с точки зрения их восприятия  также является агрессией по отношению к ним (или «внесением помех» в систему, если говорить о восприятии основной массы слабоагрессивных иерархов средних и нижних уровней, частично отождествляющих себя с системой). И учитывая возросшие возможности как противодействия снизу (или встречной агрессии) внутри пирамиды, так и сопротивления (или роста низовой агрессии) населения, неизбежно быстрое выдвижение на первые роли в пирамиде «интеллектуальной» разновидности охлоса, склонной к непрямолинейной агрессии в ее завуалированных формах (что более адекватно ситуации, требующей избежать нарастания напряженности в обществе, грозящего разорвать систему, и что уже находящиеся наверху особи той же разновидности сделать не в состоянии из-за конфликта их интересов с интересами остальных ярусов пирамиды). А учитывая также размытость, по сравнению со временем сверхохлократии, критериев продвижения в системе и, соответственно, наличие в той или иной степени более широкого спектра вариаций на всех уровнях, неизбежно выдвижение слабоагрессивных (умеренно охлотизированных) вариаций, настроенных на серьезное реформирование властной пирамиды, и даже достаточно  нормальных людей, настроенных на ликвидацию сложившейся системы.      

   Но прогнозирование всех возможных зигзагов зашедшей в тупик охлократии вряд ли имеет смысл, поскольку чем кратковременней рассматриваемый отрезок, тем больше роль случайных факторов, внешних по отношению к определяющей общий вектор закономерности. Закономерность же заключается в том, что нежизнеспособная социально-экономическая система, даже обеспеченная гигантскими природными ресурсами, может просуществовать лишь ограниченный срок – срок, за который она проест эти ресурсы.   

   А пока жиреющая на шальных нефтедолларах российская чернь активно «интегрируется в мировую экономику», покупая акции, футбольные команды и недвижимость. Последнее десятилетие стало «золотым веком» новой российской охлократии. Впрочем, каждый «золотой век» имеет одну небольшую проблему – он никогда не длится долго, и часто сменяется «веком железным». Но это, как я уже неоднократно говорил, выходит за рамки темы.

                                                                        

Вот так я несколько лет назад, совершенно не предполагая вмешательства украинских событий, оценивал траекторию развала российской охлократии. Разумеется, я рассматривал общие закономерности и, причем, рассматривал в определенном ракурсе и достаточно схематично. Для более определенного понимания нарисованной схемы и всего сказанного далее необходимо учесть, что иерархическая пирамида («вертикаль власти»), если рассматривать не ее условный вертикальный разрез, а трехмерную конструкцию в целом, представляет собой не столько стройную пирамиду (и тем более не «вертикаль»), сколько древообразную пирамидальную конструкцию, состоящую из многих причудливо переплетающихся пирамидок и «вертикалей» на разных уровнях  - иногда жестко привязанных и субординированных, иногда связанных отношениями вассалитета. С точки зрения взаимодействия между различными слоями иерархии, необходимо учитывать, что даже хорошо структурированная «вертикаль» не является улицей с односторонним движением. Влияние нижних ярусов на верхние через систему обратных связей может иметь различные механизмы (через связи в общем бизнесе, просто как приятие и энергичное выполнение одних и неприятие и тихое саботирование других постановлений и распоряжений и т.д.), но оно всегда должно учитываться верхушкой (и, особенно, верховным иерархом) при оценке последствий своих решений и выработке линии поведения.  В противном случае, в системе неизбежен рост внутренней агрессии – хотя бы просто как увеличение на средних и нижних уровнях массы особей, пытающихся что-то предпринимать в обход сложившихся в системе норм, чтобы уклониться от давления сверху и компенсировать воздействие помех, вносимых в налаженную систему отношений и кормушек неадекватными решениями верхушки.

Разумеется также, что я рассматривал не «постсоветское пространство» в целом, а в первую очередь, охлократию РФ, как имеющую наибольшую инертную массу и влияние сердцевину этого «постсоветского пространства». Теперь чуть подкорректируем сказанное выше (а также в предыдущем тексте) с учетом взаимосвязи между РФ и другими постсоветскими охлократиями.

Мы уже видели, что официальный распад СССР был необходимой формой «передачи полномочий на места», т.е. разделения кормушек и полномочий по территориальному признаку (с передачей ответственности за поддержание «социальной стабильности» и за сохранение системы власти местным иерархиям). Для центральной московской группировки это было естественным сбросом балласта и отсечением всех бывших «товарищей» из других республик от прямого доступа к наиболее богатой кормушке. Для местных верхушек это означало либо сохранение их власти в почти неизменном виде, либо перегруппировку внутри местных иерархий под их собственным, а не кремлевским, контролем. И, разумеется, это означало как контроль над местными кормушками, так и возможность опосредованного (через связи с центральной российской иерархией) ограниченного доступа к главным кормушкам бывшего СССР, оставшимся, в основном, в РФ.

Украина, как и Белоруссия (и даже в большей степени, чем последняя), была исторически тесно связана с Кремлем. Дело не в том, что вместе учились в партийных школах, делали карьеру в общем комсомоле, стучали в одни и те же «органы» или даже работали в них. Дело в сложившейся разветвленной системе связей советской псевдоэкономики и отсутствии смягчающего эту привязку амортизатора. Таким амортизатором для не менее тесно экономически и промышленно взаимосвязанного с советских времен с РФ Казахстана является собственный каспийский шельф, а Азербайджан (где правит династия бывшего начальника кремлевского нацлидера) вообще может демонстративно поплевывать с высоты своей нефтегазовой подушки. Это не значит, конечно, что две упомянутые бывшие ССР не связаны с Кремлем многими прочными нитями, это значит, что при малейшем нарушении баланса интересов, местные иерархии паразитических гоминидов, имеют ресурс дистанцироваться от российской.

Для Украины неким квази-амортизатором была знаменитая «труба», но именно квази, а никак не полноценным. И украинские паразитические особи были (в отличие от упомянутых) настоятельнейшим образом заинтересованы в опосредованном доступе к российским кормушкам и участии в перераспределении. Формы такого перераспределения разнообразны. Это не только обеспечение каналов по выводу активов или совместные аферы вокруг газовой трубы, но и обычное долевое участие в обычном постсоветском бизнесе «российского капитала» на территории Украины или украинского на территории России, это не только участие в коррупционных схемах и откатах, это и вполне легальные промышленные и торговые связи, позволяющие украинским предприятиям получать от российских партнеров какие-то доли достающихся им нефтедолларов, это не только негласные преференции  для тех или иных компаний, но легальные преференции для сбыта на объемный, насыщенный нефтегазодолларами и готовый хорошо платить российский потребительский рынок и т.д.   

Именно из-за недостатка собственных кормушек и средств, Украина как бы застыла в российских 90-х, долго оставаясь в том состоянии, которое было в РФ до момента построения «вертикали власти». Но настоятельная необходимость заставила при первой же возможности строить такую «вертикаль», что было в интересах не только украинской, но, в первую очередь, и российской  черни (во всяком случае, верхушки последней). Некоторым минимально необходимым ресурсом стал рост массы опосредованного перераспределения резко увеличившихся российских нефтегазовых доходов в «нулевые», особенно, во второй их половине (опосредованное перераспределение, естественно, идет с некоторым лагом).

Причем, в отличие от центральной российской охлократии,  необходимость построения украинской «вертикали» объяснялась для украинского охлоса в большей степени боязнью «социальной напряженности» и необходимостью более жесткого подавления нормальных людей, чем боязнью неконтролируемой агрессии внутри формально-неформальной иерархии или необходимостью жесткого структурирования привязки власти и собственности. Дело в том, что само участие в опосредованном доступе к российским кормушкам - и это также было важным фактором задержки в 90-х  - означало зависимость украинской иерархии от российской и затрудненность внутри украинской иерархии таких проявлений агрессии, которые идут вразрез с устанавливающейся системой правил. Правила диктует тот, кто контролирует доступ, и пошедший против правил сразу лишится доступа. Это автоматически устанавливало пределы допустимого в поведении и в отклонении от вырабатывающихся стандартов привязки «собственности» к иерархической пирамиде (хотя, конечно, пределы допустимого тем расплывчатей, чем отдаленней привязка к центральной иерархии).  

Привязка местной иерархии к центральной может быть мягкой, децентрализованной, рассеянной по паутине разнообразных относительно самостоятельных связей опосредованного доступа к кормушкам, как это я описал выше, а может проявиться как вассальная «вертикаль власти» (вроде существующих во многих «субъектах федерации»). В условиях жесткого структурирования российской иерархии охлоса и выстраивания централизованно контролируемой системы доступа к кормушкам, естественным образом проявилась необходимость построения более централизованной системы контроля над сетью допуска к опосредованному перераспределению российских нефтегазодолларов.

Попросту говоря, со стороны российской охлократии дело тут не в каких-то «имперских амбициях», а в элементарной «экономической необходимости» (хотя, конечно, единственной «экономической необходимостью» для паразитических гоминидов является их стремление побольше хапнуть и уцелеть, что всегда предполагает наличие у каждой особи своих интересов, противоречащих интересам остальных, но мы здесь рассматриваем ситуацию с точки зрения системы в целом). Если в РФ весь постсоветский бизнес (т.е. вся система перераспределения) все жестче и жестче привязывается к интересам верхушки иерархии и опосредованно ею контролируется, подминается под себя, то и продолжающиеся за пределы РФ связи не могут противоречить складывающейся системе отношений (поскольку обратное влияние по таким связям неизбежно вызывало бы внутренние помехи в российской системе). Плюс к тому, поскольку интересы центральной иерархии напрямую связаны с ростом нефтяных цен и поддерживающей его «геополитикой», то рано или поздно «экономической необходимостью» становится установление той или иной формы политической подчиненности экономически зависимой местной охлократии (как минимум – проведение ею скоординированной с российской верхушкой политики). И, конечно, нельзя не учитывать, что психика паразитических вариаций всегда ориентирует их на экстенсивное расширение кормовой базы («ухватить то, что плохо лежит»).  

Со стороны украинской иерархической паутины, при явной необходимости охраны своей власти на фоне перманентной «социальной напряженности», более тесная привязка с построением своей «вертикали власти» дает возможность как бы частично переложить на российскую иерархию ответственность за «социальную стабильность» и закрепить текущее выгодное положение наиболее тесно связанных с «российским бизнесом» и российской иерархией украинских участников перераспределения. Разумеется, это одновременно предполагает (и ускоряет) внутреннюю перегруппировку в украинской иерархии, аналогичную той, что произошла в российской.

Поскольку аналогичные процессы в украинской охлократии проходили с некоторым лагом, то естественно, что первая попытка «майдана» случилась не в Киеве на Майдане, а в Москве, на Болотной площади. И также разумеется, что она, несмотря на ее достаточно робкий характер, была жестко подавлена. Кремлевский альфа-самец и его ближний круг однозначно поняли протесты как попытку Перестройки 2.0, имевшей целью их отстранение от кормушек конкурентами, ранее вытесненными на периферию верхнего слоя (или за его пределы) и желающими вернуть прежнее положение. Этим объясняются и показательно наглые репрессии в отношении участников протестов. И хотя репрессии коснулись именно безобидных рядовых участников (т.е. достаточно нормальных людей, вышедших протестовать против системы, которую для них олицетворял альфа-самец со своим ближним кругом), они были сигналом, посланным отнюдь не рядовым гражданам, поддерживавшим эти протесты.

В то время, когда я писал процитированное в начале послесловие, цена нефти была высока (колебалась где-то между 70 и 80 долларами), и я не думал, что она вскоре еще подскочит и будет удерживаться вопреки всему на заоблачном уровне почти четыре года, вплоть до прошлой осени. Тем интересней тот факт, что прогноз об обострении противоречий и приближающейся точке бифуркации, аналогичной времени начала советской «перестройки», сбылся на фоне резко выросших цен нефти и сбылся даже раньше, чем я предполагал в начале номинального президентства любителя айфонов. Соответственно, можно допустить, что описанные процессы проедания ресурсов и  нарастания сопротивления верхушке пошли быстрее. И неизбежно ключевую роль должны были сыграть нерядовые граждане, вытесненные на периферию верхнего слоя  (в первую очередь те, кто в силу различных обстоятельств не полностью деградировал, поскольку ярко выраженные паразитические особи не могут действовать при сохраняющейся опасности ответной реакции).

 Наверное, многие помнят, что в маршах протеста участвовали «оппозиционные политики», журналисты, ученые, артисты, завсегдатаи светских тусовок самого высокого уровня и даже некоторые бизнесмены и государственные служащие, что значительную часть участников составлял «средний класс» - мелкие предприниматели, работники крупных компаний, «лица свободных профессий». И всем известно, что в симпатиях к протестующим были замечены некоторые очень нерядовые граждане, иногда прямо из списка Форбс. Но также все помнят, что в финансировании «массовых беспорядков» обвиняли совсем не этих товарищей, а злобный Госдеп.  И за «призывы к массовым беспорядкам» тащили на нары не политиков, а попавшихся под руку студентов и научных работников, и за «нанесение побоев сотрудникам полиции» посадили не светскую львицу, грозно размахивавшую сумочкой и порывавшуюся лупить омоновца, а семидесятилетнюю пенсионерку.

Сигнал был дан ясный и однозначный: вот как мы можем поступить с не представляющими для нас опасности наивными очкариками, пусть другие посмотрят и подумают, есть ли им смысл связываться с вами, а вы тоже посмотрите и подумайте, насколько бесперспективны ваши устремления и как мы можем в итоге поступить с вами. Но этот сигнал из Кремля явно свидетельствовал о неуверенности альфа-самца и его окружения в том, что они действительно могут поступить соответствующим образом, и что широкие слои «вертикали» действительно им лояльны. И можно предположить, что многие влиятельные товарищи тогда начали жалеть, что вовремя не достигли консенсуса в отношении замены альфа-самца. И начали не только задумываться о необходимости такого консенсуса, но и исподволь подталкивать альфа-самца к уходу на заслуженный отдых, намекая, что дело может обернуться плохо для всех, но особенно для него.

Ситуация в украинской охлократии повторила ситуацию в российской рубежа веков, но с поправкой на то важное обстоятельство, что в украинской охлократии не сложилось еще единого связанного с высшей властью центра, способного самостоятельно назначить верховного смотрящего. Поставленный как креатура наиболее влиятельной группы «олигархов» (и, как кажется, вопреки желанию Кремля, озабоченного возможной перспективой консолидации украинской иерархии под властью этой группы, потенциально способной установить пределы влияния российской иерархии, а потому исподволь поддерживавшего Тимошенко), хитрый бывший зэк решил по тюремной привычке сыграть на противоречиях сильных мира сего и для начала опереться на Кремль, чтобы повторить успешно опробованные в РФ «равноудаление от олигархов» и «построение вертикали власти», но стараясь при этом не сжигать мосты и сохранять возможность вовремя дистанцироваться от благодетеля.

Но чем больше киевский мини-альфа-самец пытался маневрировать, стараясь стать независимым от всех, тем быстрее он вызывал у всех раздражение, поскольку его «построение вертикали» сразу свелось к банальному набиванию карманов без выполнения подразумевавшихся обязательств. С точки зрения верхушки российской охлократии, он не только не обеспечил структурирование прямых и обратных связей в соответствие с нормами российской охлократии, но продолжал своими маневрами вносить дополнительные помехи по обратным связям. С точки зрения поддерживавшей его «донецкой» группировки, он не обеспечил ей однозначно привилегированного положения не только в связях с «российским бизнесом», но и не стал создавать ей структуры контроля в масштабах страны. А хуже всего то, что с точки зрения всех слоев украинской формально-неформальной иерархии, он не стал снижать уровень помех в системе, но, наоборот, наращивал его предоставлением льгот своим полубандитским ставленникам, начавшим «передел собственности». И, конечно, он не только ничего не сделал для смягчения «социальной напряженности», но, напротив, сам же провоцировал ее рост.          

И ситуация, приведшая к Майдану, повторила ситуацию московских протестов, с той лишь разницей, что киевский мини-нацлидер не имел таких материальных и силовых ресурсов и не смог еще сколотить консолидированную иерархию вроде «вертикали власти», а вытесняемые на периферию нерядовые граждане имели очень серьезные ресурсы сопротивления.

Можно не сомневаться, что о поддержке майданников оттесненными «олигархами» было известно не только украинским журналистам. Но сам факт, что Кремль – при огромном количестве агентов влияния (и просто агентов) – не стал даже пробовать договориться со старыми партнерами по бизнесу, подтверждает сказанное о противоречиях внутри российской системы. Альфа-самец, позиционируя себя защитником и гарантом всей системы паразитирования, обязан был отреагировать в стиле крутого альфа-самца, что, в свою очередь, давало ему шанс упрочить свое положение.

Сужение кормовой базы (неизбежное, как мы видели,  даже при тех высоких ценах нефти) в тот момент хотя и требовало в тенденции расширения структурированной привязки бизнес-связей за пределами РФ, но еще было вполне терпимым. Конечно, Майдан потенциально грозил нарушить равновесие и ослабить привязку, несмотря на необходимость структурировать ее за пределы РФ, желательно, в масштабах большей части «постсоветского пространства». Но эта проблема, конечно, была решаема при обычном гибком подходе. А вот возникновение дополнительных помех от Майдана в российский системе на фоне и без того обострившихся при сужении кормушек противоречий, было более существенным фактором.

Интересы нерядовых граждан, охотно демонстрировавших альфа-самцу майдан как логический итог его «вертикали», разумеется, в этом аспекте несколько отличались от интересов широких слоев охлоса, расположившегося на более низких уровнях пирамиды, которые «ближе к народу» и гораздо менее защищены (включая сюда и обычных ментов, чиновников на местах и связанных с ними «бизнесменов»). Тем более, что после московских протестов пропаганда усиленно начала пугать колеблющихся «ужасами 17-го года», стремясь отсечь широкие слои пирамиды от заинтересованных в «перестройке» товарищей и предложить альтернативу «перестройке» тем агрессивным особям из средних и нижних слоев, которые рвались наверх, но не имели надежных каналов доступа к сытным кормушкам (а потому были не против любых событий, позволяющих половить рыбку в мутной воде – включая и «перестройку» в случае ее начала более влиятельными товарищами).

Украинские события и требовали проявить себя гарантом, упрочив свою позицию за счет демонстрации перед широкими слоями охлоса способности выполнить свою основную обязанность, и позволяли это сделать с выгодой, прижав ранее уже оттесненных на периферию нерядовых граждан за счет опоры на рвущихся к кормушкам и на невысокие слои пирамиды, где тоже было немало недовольных давлением верхушки, но где ощущение слабой защищенности подталкивало многих в такой ситуации поддержать решительного гаранта.    

Быстро достигнув отката «революции достоинства» и продемонстрировав всей пирамиде свою решимость защищать систему паразитирования (как вообще, так и от потенциальных помех вне РФ), альфа-самец тем самым ускорил движение Украины в сторону «перестройки». Возможно, на фоне появления «зеленых человечков» в Крыму, и был бы шанс добиться «соглашения сторон» по проблеме сохранения общей структуры бизнес-связей и формам привязки украинской иерархии к российской, но, с одной стороны, пришедшие на волне майдана украинские политики и поддерживающие их влиятельные члены и группировки украинской иерархии естественным образом были ориентированы на перетасовку статусов и консолидацию власти, не имея возможности отвлекаться на подаваемые им из Кремля сигналы (тем более, что сигналы эти сводились к неуклюжему бряцанию оружием и по сути помогали форсировать формирование перетасованной иерархии и сбросить балласт обещаний «революции достоинства» под предлогом необходимости сплочения перед «внешней угрозой» ). С другой стороны, решение проблем переговорным путем требовало терпения и времени, а кремлевская верхушка, в силу отсутствия второго, не склонна была проявлять первое (хотя, если вспомнить, ситуацию в Крыму затягивала до последнего). И, конечно, альфа-самец должен был понимать, что решив опереться на рвущихся к кормушкам и предоставив им шанс себя проявить в качестве своих штурмовиков, он сам выпустит джина из бутылки, повысив уровень энтропии в создававшейся им «вертикали власти».   

И если вместо попытки прислушаться к старшему брату и договориться, новая украинская власть, открыто выдвигая ранее оттесненных на периферию или бросившись договариваться с сохранявшими свои позиции при прежней власти «олигархами», сделала  слишком очевидным успех «Перестройки» в Киеве, то тем самым, похоже, спутала все карты и выбила нацлидера из колеи. Он отреагировал уже не в интересах одновременно и своих и широкого слоя пирамиды, а исключительно в своих. Призрак перестройки заставил сыграть на опережение и привлечь дополнительную опору, предоставив рвущимся к кормушкам добывать эти кормушки в Крыму и Донбассе. Единственным плюсом он мог считать в этой ситуации возможность привлечь в качестве опоры те невысокие слои региональной паутины, которые были тесно связаны с мафиозными кланами Крыма и Донбасса и стремились сохранить сложившуюся структуру взаимосвязей. В этом смысле можно констатировать, что альфа-самец на короткое время усилил свою позицию, поскольку демонстративно выполнил обязательства по охране паразитической системы, взяв под крыло наиболее тесно связанные с российской иерархией группировки украинской формально-неформальной иерархии.  

Решившись на аннексию Крыма и вмешательство в Донбасс, позволившие на некоторое время вернуть поддержку широких слоев иерархии и твердо опереться на рвущуюся к кормушкам агрессивную чернь из невысоких уровней пирамиды и на почуявших выгоду «силовиков», альфа-самец вскоре неизбежно начал попадать от них в зависимость и терять недавно обретенную поддержку основной массы членов иерархии, которых все больше и больше пугал рост влияния «силовиков» и выдвинувшихся агрессивных особей, а также, конечно проводившаяся под их влиянием политика, начавшая ощущаться как ведущая к катастрофе. В итоге, каждый новый шаг загонял альфа-самца все дальше в тупик, поскольку все больше менял сложившуюся структуру отношений в пирамиде, и при этом, способствовал украинской перестройке, создавая и консервируя ситуацию, выгодную перестроившимся украинским товарищам.

Таким образом, разборка между центральной иерархией и украинской быстро превратилась в идущую уже больше года «разводку лохов». Конечно, тот факт, что украинская иерархия, благодаря находившемуся в цугцванге альфа-самцу, смогла найти и противопоставить российской иерархии такой солидный амортизатор привязки, как поддержка Запада, не следует преувеличивать. Заменить участие в российском перераспределении – пусть истощающемся, но еще дающем доход – участием в европейских доходах сейчас, при сохранении прежней структуры  охлократической системы,  невозможно, и такая замена пока что может сводиться только к выпрашиванию кредитов и подачек под предлогом «российской агрессии». Даже для попытки самостоятельно присосаться к развитым странам необходима очень серьезная перегруппировка украинской иерархии с вытеснением наиболее завязанных на российское перераспределение групп и слоев и даже с частичным обрывом сложившихся связей. А реальная интеграция в европейскую экономику – при всей нынешней деградации Запада - невозможна без ликвидации  охлократической системы, которая, пусть и рыхлее, российской, но явно несовместима с даже вырождающимися в охлократии демократиями развитых стран. Причем, поскольку связи между российской и украинской иерархиями сохраняются и, несмотря на некоторое ослабление, не столько рвутся, сколько перегруппируются, то даже значительный «передел собственности» не может решить проблему (поскольку привязка действует через эту «собственность», и не важно, кому конкретно она теперь принадлежит). Но дальнейшее развитие событий в Украине – хотя оно может иметь самые серьезные формы, вплоть до вооруженных столкновений в процессе «передела собственности» (которые, в случае их возникновения, охотно подогреют из РФ, тем более, что любой крупный передел задевает интересы каких-то групп российской иерархии) и перехода в непримиримую оппозицию части союзных власти «олигархов» - здесь нет смысла прогнозировать еще и потому, что влияние российской охлократии на украинскую сохраняется, и слишком многое будет зависеть от дальнейшего развития ситуации в РФ (что может повлиять и на позицию Запада, заждавшегося реальных реформ в Украине и, кажется, уже утратившего веру в их осуществимость).

А возможные сценарии событий в РФ я попробую разобрать в следующем, и надеюсь, последнем тексте этого сериала. Благо, приближается август, а там не за горами октябрь – месяцы, для России традиционно нехорошие.